И в самом деле, на следующий день вечером, только зажгли свечи, явился крестный Дроссельмейер и так продолжал свой рассказ:

— Дроссельмейер и придворный звездочет странствовали уже пятнадцать лет и все еще не напали на след ореха Кракатук. Где они побывали, какие диковинные приключения испытали, не пересказать, детки, и за целый месяц. Этого я делать не собираюсь, а прямо скажу вам, что, погруженный в глубокое уныние, Дроссельмейер сильно стосковался по ро­дине, по милому своему Нюрнбергу. Особенно сильная тоска напала на него как-то раз в Азии, в дремучих джунглях, где он вместе со своим спутником присел выкурить трубочку табака.

— О дивный, дивный Нюрнберг мой, кто не знаком еще с тобой, пусть побывал он даже в Вене, в Париже и Петервар-дейне, душою будет он томиться, к тебе, о Нюрнберг, стре­миться — чудесный городок, где в ряд красивые дома стоят…

Жалобные причитания Дроссельмейера вызвали глубокое сочувствие у звездочета, и он тоже разревелся так горько, что его слышно было на всю Азию. Но он взял себя в руки, вытер слезы и спросил:

— Досточтимый коллега, чего же мы здесь сидим и ревем? Чего не идем в Нюрнберг? Не все ли равно, где и как искать злополучный орех Кракатук?

— И то правда,— ответил, сразу утешившись, Дроссель­мейер.

Оба сейчас же встали, выколотили трубки и из джунглей в глубине Азии прямехонько отправились в Нюрнберг.

Как только они прибыли, Дроссельмейер сейчас же побежал к своему двоюродному брату — мастеру игрушек, резчику по дереву, лакировщику и позолотчику Кристофу-Захариусу Дроссельмейеру, с которым не виделся уже много-много лет. Ему-то и рассказал часовщик всю историю про принцессу Пирлипат, госпожу Мышильду и орех Кракатук, а тот то и дело всплескивал руками и несколько раз в удивлении воскликнул:

— Ах, братец, братец, ну и чудеса!

Дроссельмейер рассказал о приключениях на своем долгом пути, рассказал, как провел два года у Финикового короля, как обидел и выгнал его Миндальный принц, как тщетно за­прашивал он Общество естествоиспытателей в Городе Белок,— короче говоря, как ему нигде не удалось напасть на след ореха Кракатук. Во время рассказа Кристоф-Захариус не раз при­щелкивал пальцами, вертелся на одной ножке, причмокивал губами и приговаривал:

— Гм, гм! Эге! О! Вот так штука!

Наконец он подбросил к потолку колпак вместе с париком, горячо обнял двоюродного брата и воскликнул:

— Братец, братец, вы спасены, спасены, говорю я! Слу­шайте: или я жестоко ошибаюсь, или орех Кракатук у меня!

Он тотчас же принес шкатулочку, откуда вытащил позо­лоченный орех средней величины.

— Взгляните,— сказал он, показывая орех двоюродному брату,— взгляните на этот орех. История его такова. Много лет назад, в сочельник, пришел сюда неизвестный человек с полным мешком орехов, которые он принес на продажу. У са­мых дверей моей лавки с игрушками он поставил мешок наземь, чтоб легче было действовать, так как у него произошла стычка со здешним продавцом орехов, который не мог по­терпеть у нас чужого торговца. И, как на грех, мешок пере­ехала тяжело нагруженная фура. Все орехи были передавле­ны, за исключением одного, который чужеземец, странно улыбаясь, и предложил уступить мне за цванцигер 1720 года. Мне это показалось загадочным, но я нашел у себя в кармане как раз такую монетку, какую он просил, купил орех и позоло­тил его. Сам хорошенько не знаю, почему я так дорого за­платил за орех, а потом так берег его.

Всякое сомнение в том, что орех двоюродного брата — это действительно орех Кракатук, который они так долго искали, тут же рассеялось, когда подоспевший на зов придвор­ный звездочет аккуратно соскоблил с ореха позолоту и отыскал на скорлупе слово «Кракатук», вырезанное китайскими пись­менами.

Радость путешественников была огромна, а двоюродный брат Дроссельмейера почёл себя Счастливейшим человеком в мире, когда Дроссельмейер уверил его, что счастье ему обеспе­чено, ибо отныне сверх значительной пенсии он будет получать золото для позолоты даром.

И чудодей и звездочет — оба уже нахлобучили ночные колпаки и собирались укладываться спать, как вдруг послед­ний, то есть звездочет, повел такую речь:

— Дражайший коллега, счастье никогда не приходит одно. Поверьте, мы нашли не только орех Кракатук, но и молодого человека, который разгрызет его и преподнесет принцессе ядрышко — залог красоты. Я имею в виду не кого иного, как сына вашего двоюродного брата. Нет, я не лягу спать,— вдохновенно воскликнул он.— Я еще сегодня ночью составлю гороскоп Юноши! — С этими словами он сорвал колпак с головы и тут же принялся наблюдать звезды.

Племянник Дроссельмейера был в самом деле пригожий, складный юноша, который еще ни разу не брился и не надевал сапог. В ранней молодости он, правда, изображал два рож­дества кряду паяца; но этого ничуточки не было заметно: так искусно был он воспитан стараниями отца. На святках он был в красивом красном, шитом золотом кафтане, при шпаге, держал под мышкой шляпу и носил превосходный парик с косичкой. В таком блестящем виде стоял он в лавке у отца и со свойственной ему галантностью щелкал барышням орешки, за что они и прозвали его Красавчик-Щелкунчик.

Наутро восхищенный звездочет упал в объятия Дроссель­мейера и воскликнул:

— Это он! Мы раздобыли его, он найден! Только, любез­нейший коллега, не следует упускать из виду двух обстоя­тельств: во-первых, надо сплести вашему превосходному племяннику солидную деревянную косу, которая была бы со­единена с нижней челюстью таким образом, чтобы ее можно было сильно оттянуть косой; затем по прибытии в столицу надо молчать о том, что мы привезли с собой молодого человека, который разгрызет орех Кракатук,— лучше, чтобы он появился гораздо позже. Я прочел в гороскопе, что, после того как многие сломают себе на орехе зубы без всякого толку, король отдаст принцессу, а после смерти и королевство в награду тому, кто разгрызет орех и возвратит принцессе утраченную красоту.

Мастер игрушек был очень польщен, что его сыночку пред­стояло жениться на принцессе и самому сделаться принцем, а затем и королем, и потому он охотно доверил его звездо­чету и часовщику. Коса, которую Дроссельмейер приделал своему юному многообещающему племяннику, удалась на славу, так что тот блестяще выдержал испытание, раскусив самые твердые персиковые косточки.

Дроссельмейер и звездочет немедленно дали знать в столицу, что орех Кракатук найден, а там сейчас же опубликовали воззвание, и когда прибыли наши путники с талисманом, восстанавливающим красоту, ко двору уже явилось много прекрасных юношей и даже принцев, которые, полагаясь на свои здоровые челюсти, хотели попытаться снять злые чары с принцессы.

Наши путники очень испугались, увидев принцессу. Малень­кое туловище с тощими ручонками и ножками едва держало бесформенную голову. Лицо казалось еще уродливее из-за белой нитяной бороды, которой обросли рот и подбородок.

Все случилось так, как прочитал в гороскопе придворный звездочет. Молокососы в башмаках один за другим ломали себе зубы и раздирали челюсти, а принцессе ничуть не стано­вилось легче; когда же затем их в полуобморочном состоянии уносили приглашенные на этот случай зубные врачи, они сто­нали:

— Поди-ка раскуси такой орех!

Наконец король в сокрушении сердечном обещал дочь и королевство тому, кто расколдует принцессу. Тут-то и вызвался наш учтивый и скромный молодой Дроссельмейер и попросил разрешения тоже попытать счастья.,

Принцессе Пирлипат никто так не понравился, как молодой Дроссельмейер; она прижала ручки к сердцу и от глубины души вздохнула:

— Ах, если бы он разгрыз орех Кракатук и стал моим мужем!

Вежливо поклонившись королю и королеве, а затем прин­цессе Пирлипат, молодой Дроссельмейер принял из рук обер-церемониймейстера орех Кракатук, положил его без долгих разговоров в рот, сильно дернул себя за косу и — щелк-щелк! — разгрыз скорлупу на кусочки. Ловко очистил он ядрышко от приставшей кожуры и, зажмурившись, поднес, почтительно шаркнув ножкой, принцессе, затем начал пятиться. Принцесса тут же проглотила ядрышко, и — о чудо! — уродец исчез, а на его месте стояла прекрасная, как ангел, девушка с лицом, словно сотканным из лилейно-белого и розового шелка, с глазами, сияющими, как лазурь, с вьющимися колечками золотыми волосами.

Трубы и литавры присоединились к громкому ликованию народа. Король и весь двор танцевали на одной ножке, как при рождении принцессы Пирлипат, а королеву пришлось опрыски­вать одеколоном, так как от радости и восторга она упала в обморок.

Поднявшаяся суматоха порядком смутила молодого Дрос­сельмейера, которому предстояло еще пятиться положенных семь шагов. Все же он держался отлично и уже занес правую ногу для седьмого шага, но тут из подполья с отвратительным писком и визгом вылезла Мышильда. Молодой Дроссель­мейер, опустивший было ногу, наступил на нее и так споткнул­ся, что чуть не упал.

О злой рок! В один миг юноша стал так же безобразен, как до того принцесса Пирлипат. Туловище съежилось и едва выдерживало огромную бесформенную голову с большими вытаращенными глазами и широкой, безобразно разинутой пастью. Вместо косы сзади повис узкий деревянный плащ, при помощи которого можно было управлять нижней челюстью.

Часовщик и звездочет были вне себя от ужаса, однако они заметили, что Мышильда вся в крови извивается на полу. Ее злодейство не осталось безнаказанным: молодой Дроссель­мейер крепко ударил ее по шее острым каблуком, и ей пришел конец.

Но Мышильда, охваченная предсмертными муками, жалоб­но пищала и визжала:

— О твердый, твердый Кракатук, мне не уйти от смертных мук!.. Хи-хи… Пи-пии… Знай, Щелкунчик-хитрец, и тебе при­дет конец. Мой сынок, Король Мышиный, не простит моей кончины, отомстит тебе за мать мышья рать. О жизнь, была ты светла, но смерть за мною пришла… Квик!

Пискнув в последний раз, Мышильда умерла, и королев­ский истопник унес ее прочь.

На молодого Дроссельмейера никто не обращал внимания. Однако принцесса напомнила отцу его обещание, и король тот­час же повелел подвести к Пирлипат юного героя. Но когда бедняга предстал перед ней во всем своем безобразии, принцес­са закрыла лицо обеими руками и закричала.

— Вон, вон отсюда, противный Щелкунчик!

И сейчас же гофмаршал схватил его за узкие плечики и вытолкал за дверь.

Король распалился гневом, решив, что ему хотели навязать в зятья Щелкунчика, во всем винил незадачливых часовщика и звездочета и на вечные времена изгнал обоих из столицы. Это не было предусмотрено гороскопом, составленным звездочетом в Нюрнберге, но он не преминул снова приступить к наблюде­нию за звездами и прочитал, что юный Дроссельмейер отменно будет вести себя в своем новом звании и, несмотря на все свое безобразие, сделается принцем и королем. Но его уродство исчезнет лишь в том случае, если семиголовый сын Мышиль­ды, родившийся после смерти своих семи старших братьев и ставший Мышиным Королем, падет от руки Щелкунчика и если, несмотря на уродливую наружность, юного Дроссельмейера полюбит прекрасная дама…

Говорят, что и в самом деле на святках видели молодого Дроссельмейера в Нюрнберге в лавке его отца — хотя и в образе Щелкунчика, но все же в сане принца.

Вот вам, дети, Сказка о твердом орехе. Теперь вы поняли, почему говорят: «Поди-ка раскуси такой орех!» — и почему щелкунчики столь безобразны…

Так закончил старший советник суда свой рассказ.

Мари решила, что Пирлипат — очень гадкая и неблагодар­ная принцесса, а Фриц уверял, что если Щелкунчик и вправду храбрец, он не станет особенно церемониться с Мышиным Королем и вернет себе былую красоту.