Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями. Глава 9. Бронзовый и деревьянный.

2

Нильс у бронзового памятника.Нильс медленно шел по улице, то и дело оглядываясь и прислушиваясь. Один за другим гасли огоньки в окнах. Улицы были пустынными, тихими. И все-таки Нильс знал, что за каж­дой стеной, за каждой дверью живут люди.

Вот впереди одно окно освещено. Нильс остановился и долго стоял в яркой полосе света.

Если бы можно было заглянуть через раздвинутую за­навеску!

Но окно было слишком высоко, а Нильс слишком мал.

Он слышал голоса, смех. Слов разобрать он не мог, но все равно он готов был стоять и слушать хоть всю ночь,— ведь это говорили люди!

Может быть, он и простоял бы до утра, но свет в окне погас, и голоса смолкли. Значит, и в этом доме легли уже спать.

Нильс побрел дальше.

На углу, против уличного фонаря, он увидел вывеску. Боль­шими буквами на ней было написано: АПТЕКА. Вот если бы нашлось такое лекарство, от которого Нильс сразу бы вырос! Пусть бы это лекарство было горькое, как полынь,— Нильс выпил бы, не поморщившись, целую бутылку. Если надо, так выпил бы и две бутылки! Только где такое лекарство взять?!

На другом углу была лавка, и над ней висел огромный золо­той крендель. Нильс не мог оторвать от него глаз. Хотя бы кусо­чек такого кренделя попробовать! Да что кренделя! Просто­го бы хлеба кусочек!

Нильс тяжело вздохнул и зашагал дальше.

Он сворачивал с улицы на улицу, пока наконец не вышел на большую площадь.

Наверное, это была самая главная площадь во всем городе.

Нильс огляделся по сторонам. В этот поздний час на пло­щади не было ни одного человека, если не считать за человека бронзовую статую, стоявшую на высокой каменной тумбе.

«Кто бы это мог быть?» — думал Нильс, расхаживая вокруг тумбы.

Вид у Бронзового был очень важный — длинный камзол, башмаки с пряжками, на голове треуголка. Одну ногу он выста­вил вперед, точно собирался сойти с пьедестала, а в руке держал толстую палку. Не будь он сделан из бронзы, он, наверное, давно бы пустил эту палку в ход. На лице у него так и было написано, что спуску он никому не даст: нос крючком, брови нахмурены, губы поджаты.

— Эй ты, пугало бронзовое! — крикнул ему Нильс.— Ты кто такой? Да не смотри на меня так сердито! Я тебя нисколько не боюсь…

Нильс нарочно говорил так храбро, потому что на самом деле сердце у него замирало от страха. Этот пустой притих­ший город… Темные, будто ослепшие, дома… Этот Бронзовый,

который, казалось, не сводил с Нильса глаз… Тут всякому станет не по себе!

И чтобы как-нибудь подбодрить себя, Нильс крикнул:

— Что же ты молчишь? Ну ладно, не хочешь разговари­вать — и не надо. До свидания. Счастливо оставаться!

Нильс помахал Бронзовому рукой и отправился дальше. Он обошел всю площадь и свернул на широкую улицу, которая вела к гавани.

И вдруг он насторожился. Кто-то медленно и тяжело шел за ним. Каждый шаг был как удар кузнечного молота о наковаль­ню. От каждого шага вздрагивала земля и звенели стекла в домах.

«Бронзовый!» — мелькнуло в голове у Нильса.

И ему стало так страшно, что он бросился бежать куда глаза глядят. Он добежал до конца одной улицы, потом свер­нул в другую, потом в третью…

На крыльце какого-то дома он присел, чтобы немного пере­дохнуть.

Шаги слышались теперь где-то вдалеке.

— И чего это я так испугался? — успокаивал себя Нильс— Может, он просто гуляет. Надоело стоять, вот он и пошел прой­тись. Что тут особенного? Да я ему ничего плохого и не сказал…

Нильс прислушался.

Тут за углом точно ударил набат — так гулко и звонко застучали по камням стопудовые сапоги.

Бронзовый шел прямо на Нильса. Он шел, не сгибая колен, не поворачивая головы, и застывшим взглядом смотрел перед собой.

«Куда бы спрятаться? — думал Нильс, растерянно огляды­ваясь.— Куда бы спрятаться?»

Но все двери в домах были плотно заперты, негде укрыться, негде спастись.

И вдруг Нильс увидел на другой стороне улицы старую, полуразвалившуюся деревянную церковь. От времени стены ее покосились, крыша съехала набок, и, наверное, вся церковь давно бы рассыпалась, если б старые кряжистые клены не подпирали ее своими разросшимися ветвями.

«Вот где я спрячусь! — обрадовался Нильс.— Залезу на са­мую верхушку дерева, тогда меня хоть до завтра ищи — не найдешь».

И Нильс бросился через дорогу.

Он был уже почти у самой цели й только теперь увидел, что на церковной паперти стоит какой-то человек. Человек этот в упор смотрел на Нильса и подмигивал ему одним гла­зом.

Нильс совсем растерялся.

Что теперь делать? Куда деваться?

Назад бежать — Бронзовый его, как муху, раздавит, вперед идти — может, еще хуже будет. Кто его знает, почему этот человек подмигивает? Будь у него хорошее на уме, он бы по-хорошему и разговаривал, а не мигал.

Но в это время где-то совсем близко загремели, загрохо­тали бронзовые сапоги.

Раздумывать было некогда, и Нильс двинулся вперед.

А человек на паперти стоял все так же неподвижно. Он под­мигивал Нильсу то одним глазом, то другим, кивал ему, но с места не сходил. И каждый раз, когда он наклонял голову, раздавался легкий скрип, точно кто-то садился на рассохшую­ся табуретку.

«Кажется, он не такой уж сердитый. Даже как будто улы­бается,— подумал Нильс, подходя к нему ближе.— Да что это! Ведь он же деревянный!»

И верно, человек этот с ног до головы был из дерева. И бо­рода у него была деревянная, и нос деревянный, и глаза де­ревянные. На голове у деревянного человека была деревян­ная шляпа, на плечах деревянная куртка, перетянутая деревян­ным поясом, на ногах деревянные чулки и деревянные баш­маки.

Одна щека у деревянного человека была красная, а другая серая. Это оттого, что на одной щеке краска облупилась, а на другой еще держалась.

На деревянной его груди висела деревянная дощечка. Кра­сивыми буквами, украшенными разными завитушками, на ней было написано:

«Прохожий! На твоем пути Смиренно я стою. Монетку в кружку опусти — И будешь ты в раю!»

В левой руке Деревянный держал большую кружку — тоже деревянную.

«Вот оно что! — подумал Нильс— Он, значит, подаяние собирает. То-то он меня так подзывал! Хорошо, что у меня есть монетка. Отдам-ка ее! Все равно она мне никогда не при­годится». И Нильс полез в карман за вороньей монеткой.

Деревянный сразу догадался. С протяжным скрипом и по­трескиванием он наклонился и поставил перед Нильс ом свою кружку.

А тяжелые удары бронзовых подошв гремели уже совсем за спиной.

«Пропал я!» — подумал Нильс.

Он с радостью сам залез бы в кружку для монет. Да, на беду, отверстие было слишком узким даже для него.

А Деревянный словно понял Нильса. Что-то опять заскреже­тало у него внутри, и деревянная рука опустилась к самой земле.

Нильс вскочил на широкую, как лопата, ладонь. Деревян­ный  быстро  поднял  его  и  посадил  к  себе  под шляпу.

И как раз вовремя! Из-за угла уже вышагивал Бронзо­вый!

Примостившись на макушке своего деревянного спасителя, Нильс с ужасом ждал, что будет дальше.

Сквозь щели в старой, рассохшейся шляпе Нильс увидел, как подходил Бронзовый. Он высоко выбрасывал ноги, и дт каждого шага искры выбивались из-под его подошв, а камни мостовой глубоко вдавливались в землю.

Бронзовый был очень зол.

Он вплотную подошел к Деревянному и, стукнув палкой, остановился. От удара тяжелой палки задрожала земля, и Деревянный так зашатался, что шляпа, вместе с Нильсом, чуть не съехала у него на затылок.

— Кто ты такой? — прогремел Бронзовый. Деревянный Вздрогнул, и в его старом теле что-то затрещало.

Он отдал честь, потом вытянул руки по швам и скрипучим голосом ответил:

— Розенбум, ваше величество! Бывший старший боцман на линейном корабле «Дристигхетен». В сражении при Фербели-не дважды ранен. По выходе в отставку служил церковным сторожем. В тысяча шестьсот девяностом году скончался. Впоследствии был вырезан из дерева и поставлен вместо круж­ки для милостыни.

У этой паперти святой

Стою, как на часах.

Мой прах под каменной плитой.

Душа на небесах.

Деревянный снова отдал честь и застыл.

— Я вижу, ты славный солдат, Розенбум. Жаль, что я не успел представить тебя к награде, пока меня не водрузили на эту тумбу посреди площади.

— Премного благодарен,— опять козырнул Деревянный.— Всегда готов служить верой и правдой своему королю и оте­честву!

«Так, значит, это король! — ужаснулся Нильс и даже съе­жился под шляпой.— А я его пугалом обозвал!..»

— Послушай, Розенбум,— снова заговорил Бронзовый.— Ты должен сослужить мне еще одну, последнюю службу. Не видел ли ты мальчишку, который бегает тут по улицам? Сам он не больше воробья, зато дерзок не по росту. Ты подумай только, этот мальчишка не знал, кто я такой! Надо его хоро­шенько проучить.

И Бронзовый снова стукнул палкой.

— Так точно, ваше величество! — проскрипел Деревянный. Нильс похолодел, от страха. «Неужели выдаст?!»

— Так точно, видел,— повторил Деревянный.— Пять минут назад пробегал здесь. Показал мне нос, да и был таков. Я хоть и простой солдат, а все же обидно.

— Куда же он побежал, Розенбум?

— Осмелюсь доложить, побежал к старой корабельной верфи.

— Ты поможешь мне разыскать его, Розенбум,— сказал Бронзовый.— Идем скорее. Нельзя терять ни минуты. Еще до восхода солнца я должен вернуться на свою тумбу. С тех пор как я стал памятником, я могу ходить только ночью. Идем же, Розенбум!

Деревянный жалобно заскрипел всем своим телом.

— Всеподданнейше ходатайствую перед вашим величеством об оставлении меня на месте. Хотя краска кое-где еще держит­ся на мне, но внутри я весь прогнил.

Бронзовый позеленел от злости.

— Что! Бунтовать? — загрохотал он и, размахнувшись, уда­рил Розенбума палкой по спине.

Щепки так и полетели во все стороны.

— Эй, не дури, Розенбум! Смотри, хуже будет.

— Так точно, хуже будет,— скрипнул Розенбум и замарши­ровал на месте, чтобы размять свои деревянные ноги.

— Шагом марш! За мной! — скомандовал бронзовый король и затопал по улице.

А за ним, потрескивая и поскрипывая, двинулся деревян­ный солдат.

Так шествовали они через весь город, до самой корабель­ной верфи: Бронзовый — впереди, Деревянный — позади, а Нильс — у Деревянного на голове.

У высоких ворот они остановились. Бронзовый легонько ударил по огромному висячему замку. Замок разлетелся на мелкие кусочки, и ворота с лязгом открылись.

Сквозь щелочку в шляпе Нильс увидел старую верфь. Это было настоящее корабельное кладбище. Старые, допотопные суда с пробоинами в раздутых боках лежали здесь, как выбро­шенные на сушу рыбы. На почерневших от времени стапелях застряли потрепанные бурей шхуны с обвисшими рваными парусами, с перепутавшимися, точно паутина, снастями. По­всюду валялись ржавые якоря, бухты полуистлевших канатов, покореженные листы корабельного железа.

У Нильса даже глаза разгорелись — так много тут было интересного. А ведь он видел только то, что было справа, по­тому что в шляпе, под которой он сидел, с левой стороны не было ни одной щелочки.

— Послушай, Розенбум, мы же не найдем его здесь! — сказал Бронзовый.

— Так точно, ваше величество, не найдем,— сказал Деревянный.

— Но мы должны его найти, Розенбум,— загремел Брон­зовый.

— Так точно, должны,— проскрипел Деревянный.

И они двинулись по шатким мосткам. От каждого их шага мостки вздрагивали, трещали и прогибались.

По пути Бронзовый переворачивал вверх дном каждую лодку, сокрушал корабельные мачты, с грохотом разбивал старые ящики. Но нигде — ни под лодками, ни в ящиках, ни под мостками, ни на мачтах — он не мог найти дерзкого маль­чишку. И не мудрено, потому что мальчишка этот преспокой­но сидел под шляпой на голове старого солдата Розенбума.

Вдруг Бронзовый остановился.

— Розенбум, узнаешь ли ты этот корабль? — воскликнул он и вытянул руку.

Розенбум повернулся всем корпусом направо, и Нильс увидел какое-то огромное корыто, обшитое по краям ржавым железом.

— Узнаешь ли ты этот славный корабль, Розенбум? По­смотри, какая благородная линия кормы! Как гордо поставлен нос! Даже сейчас видно, что это был королевский фрегат… А помнишь, Розенбум, как славно палили на нем пушки, когда я ступал на его палубу?

Бронзовый замолчал, мечтательно глядя на старый, разва­лившийся корабль с развороченным носом и разбитой кормой.

— Да, много он видел на своем веку, мой старый боевой товарищ,— сказал Бронзовый.— А теперь он лежит здесь, как простая баржа, всеми заброшенный и забытый, и никто не знает, что сам король ходил когда-то по его палубе.

Бронзовый тяжело вздохнул.

Слезы, большие, круглые, как пули, медленно потекли из его бронзовых глаз.

И вдруг он стукнул палкой, выпрямился, колесом выпятил

грудь.

— Шапку долой, Розенбум! Мы должны отдать последний долг свидетелю нашей былой славы.— И широким величест­венным движением руки Бронзовый снял свою треуголку.— Честь и слава погибшим! Ура! — громовым голосом закри­чал он.

— Урр-ра! — закричал Деревянный и сорвал с головы свою шляпу.

— Урр-ра! — закричал вместе с ними Нильс и притопнул ногой на голове у Розенбума.

Прокричав троекратное «ура!», Бронзовый с легким звоном надел свою треуголку и повернулся.

И тут его бронзовое лицо потемнело так, что стало похоже на чугунное.

— Розенбум! Что у тебя на голове? — зловещим шепотом проговорил он.

А на голове у Розенбума стоял Нильс и, весело припля­сывая, махал Бронзовому рукой.

От ярости слова застряли у Бронзового в горле, и он только задвигал челюстями, силясь что-то сказать. Впрочем, он мог разговаривать и без слов — ведь у него была хорошая брон­зовая дубинка. Ее-то он и пустил в ход.

Страшный удар обрушился на голову Деревянного. Из трес­нувшего лба взвился целый столб пыли и трухи. Ноги у Деревян­ного подкосились, и он рухнул на землю…

Добавить комментарий