2

Нильс проснулся раньше всех в стае. Он выбрался из своей пуховой постели иод крылом Мартина и пошел бродить по острову.

Нильсу очень хотелось есть. На счастье, он наткнулся на кустик молодого, только что пробившегося щавеля, Нильс сорвал один листик и принялся высасывать из стебелька про­хладный кисловатый сок. Высосав все до последней капли, он потянулся за вторым листиком. Вдруг что-то острое ударило его в затылок, чьи то цепкие когти впились в ворот его рубахи, и Нильс почувствовал, что поднимается в воздух.

Нильс вертелся и дергался, как заяц на ниточке. Он махал руками, дрыгал ногами, отбиваясь от невидимого врага, но все было напрасно.

— Мартин! Мартин! Сюда! Ко мне! — закричал Нильс. Но вместо Мартина к нему подлетел огромный ворон. Он был чернее сажи, острый клюв его загибался крючком,

а маленькие круглые глаза горели желтыми злыми огоньками. Это был атаман вороньей шайки — Фумле-Друмле.

— Не р-р-разговар-р-ривай! — хрипло каркнул Фумле-Друмле Нильсу в самое ухо.—Не то я выклюю тебе глаза.

И, чтобы Нильс не принял его слова за шутку, клюнул его на первый раз в ногу. А вброн, который держал Нильса в своих когтях, так тряхнул его, что Нильс по самые уши прова лился в ворот собственной рубашки.

— Теперь   в   дор-рогу! — скомандовал Фумле-Друмле.

— В дор-рогу! Скор-рей в дор-рогу! — каркнул в ответ его товарищ, и оба ворона яростно захлопали крыльями.

Нильс хоть и привык летать, но на этот раз путешествие по воздуху не очень-то ему понравилось. Он болтался» как мешок, между небом и землей. Вороньи когти царапали ему спину, воротник наползал на самые глаза.

«Надо запомнить дорогу,— думал Нильс— Как же это мы летели? Сперва над озером, потом направо свернули. Значит, на обратном пути надо сворачивать налево… А вот и лес! Хорошо, если б сорока попалась навстречу. Она уж на весь свет растрезвонит о моем несчастье,— может, и гуси узнают, где я. Они тогда непременно прилетят ко мне на выручку».

Но сороки нигде не было видно.

«Ну, ничего, я и сам выпутаюсь из беды»,—подумал Нильс.

На одном дереве Нильс увидел лесного голубя и голубку. Голубь надулся, распушил перья и громко, переливчато вор­ковал. А голубка, склонив голову набок, слушала его и от удо­вольствия покачивалась из стороны в сторону.

— Ты самая красивая, самая красивая, самая красивая! Нет никого тебя красивее, тебя красивее, тебя красивее! Ни у кого нет таких пестрых перышек, таких гладких перышек, таких мягких перышек! — пел голубь.

— Не верь ему! Не верь ему! — прокричал сверху Нильс. Голубка так удивилась, что даже перестала раскачивать­ся, а у голубя от возмущения забулькало в горле.

— Кто, кто, кто… кто смеет так говорить, так говорить! — забормотал он, оглядываясь.

— Похищенный воронами! — крикнул Нильс.— Скажите Акке…

Но сейчас же он увидел острый клюв Фумле-Друмле.

— Бер-р-реги свои глаза! — каркнул ворон.

По всему было видно, что Фумле-Друмле готов исполнить угрозу. Нильс вобрал голову в плечи и покрепче зажму­рился.

Когда он снова открыл глаза, старый лес был уже по­зади.

Они летели над молоденькой березовой рощицей. Почки на ветках уже начали лопаться, и деревья стояли, точно в зеле­ном пуху.

Веселый дрозд кружился над березками, то взлетал вверх, то садился на ветку и без умолку щебетал:

— Ах, как хорошо! Ах, как хорошо. Ах, как хорошо!..

И, передохнув немного, начинал эту песенку сначала, пото­му что никакой другой он не знал.

— Ах, как хорошо! Как хорошо! Как хорошо!

— Ну, это кому как! Кому хорошо, а кому и не очень! — крикнул Нильс.

Дрозд высоко задрал голову и с удивлением прокричал:

— Кто это тут недоволен?

— Вороний пленник! Вороний пленник!

На этот раз увернуться от ворона Нильсу не удалось. Фум­ле-Друмле налетел на него и твердым, острым клювом стукнул прямо в лоб. Удар был такой сильный, что Нильс, как маят­ник, закачался — вправо-влево, вправо-влево — и рубашка его угрожающе затрещала.

Всякого другого такой удар навсегда отучил бы перечить воронам, но Нильса не так-то легко было запугать.

Пролетая над деревней, он увидел скворечник, примостив­шийся на высокой березе. Около скворечника сидели скворец и скворчиха и весело пели:

— У нас четыре яичка! У нас четыре хорошеньких яичка! У нас будет четыре умных, красивых птенчика!

— Их утащат вороны так же, как меня! — закричал Нильс, пролетая над ними.

— Кто это кричит? Кого утащили вороны? — засуетились скворец и скворчиха и на всякий случай спрятались в свой домик.

— Меня утащили! Меня, Нильса Хольгерсона! Скажите это Акке Кебнекайсе! — прокричал несчастный вороний плен­ник и весь съежился, готовясь к расплате за свою смелость.

Но вороны точно не слышали его. Изо всех сил работали они крыльями, торопясь к горе, которая одиноко торчала среди голого поля.