2

Лето подходило к концу. Гусята подрастали и радовали родительские сердца. Если и бывали когда-нибудь ссоры в стае Акки Кебнекайсе, то, пожалуй, только из-за того, чьи дети лучше.

Особенно гордились своим потомством Мартин и Марта.

Нильс тоже находил, что их дети самые красивые. Белые, как снег на горах, без единого пятнышка, и только клювы и лапы красные, как брусника.

Крылья у гусят уже немного окрепли, и Мартин каждое утро учил гусят летать. Сначала гусята чуть-чуть поднима­лись над землей — взмахнут разок-другой крылышками и опять опустятся на траву. Потом они начали взлетать все выше и выше и держались в воздухе все дольше и дольше.

Училась летать и Марта. Она принималась за уроки ве­чером, когда гусята уже спали — нельзя же было показывать детям, что она, мать большого семейства, тоже едва умеет летать.

Мартин заставлял Марту круто поворачиваться на лету, взмахивать крыльями вровень с его крыльями, подниматься в воздух не с разбегу, а прямо с места. Словом, учил ее всему, чему сам научился у диких гусей за долгий путь от Вестмен-хега до Лапландии. И Марта старалась изо всех сил. Ведь близилось то время, когда стая Акки Кебнекайсе должна будет покинуть Лапландию и пуститься в обратную дорогу.

А то, что это время не за горами, было видно по всему.

Как-то раз Мартин пришел к Нильсу. Он просунул голо­ву в дверь его домика и заговорил.

— Не понимаю,— сказал он,— до каких это пор Акка Кебнекайсе собирается держать нас в Лапландии? Зима на носу, а она и думать ни о чем не думает. Скорей бы домой! Гусят бы всем показать — и родичам, и курам, и коровам. Марту бы со всеми познакомить! Уж она-то всему птичнику по душе придется! Еще бы, ведь такая красавица!

Нильс тоже подумал: «Верно говорит Мартин. Пора бы нам домой! Как отец с матерью обрадуются, когда я вместо одно­го гуся целый выводок приведу. Они, конечно, решили, что мы давно погибли — и я и Мартин. И вдруг — нате вам! — открывается дверь, и входят друг за дружкой: сперва Юкси, за Юкси — Какси, за Какси — Кольме, за Кольме — Нелье, за Нелье — Вийси, за Вийси — Мартин с Мартой, а за ними я… «Здравствуйте, дорогие родители! Принимайте гостей!..» Что тут начнется! Отец с матерью даже заплачут от радости. Все соседи сбегутся, все мальчишки! «Где же ты пропадал целое лето?» — спросят. А я скажу: «На гусе в Лапландию летал…»

Но тут Нильс вспомнил, что он теперь совсем не похож на прежнего Нильса. Мать и отец, может, и не узнают его…

Соседские мальчишки засмеют, задразнят, станут за ним с сачком гоняться, как он сам гонялся за гномом.

«Нет, лучше уж не возвращаться, пока не сделаюсь насто­ящим человеком,— подумал Нильс.— Только когда это еще будет! И что это за тайна, о которой говорили совы?»

Но Мартину он сказал:

— А не будет ли нам дома скучно? Каждый день одно и то же. Дом да двор, двор да дом! Знаешь что, отправимся-ка мы лучше с дикими гусями за море.

— Что ты! Что ты! — испугался Мартин.

Ведь он все-таки был домашним гусем. Теперь, когда Мар­тин доказал стае Акки Кебнекайсе, что он ничуть не хуже ди­ких гусей, ему хотелось только одного — спокойной жизни в родном птичнике. Хватит с него всяких приключений! Он сыт ими по горло!

— Что ты! Что ты! — повторил Мартин.— А я думал, тебе тоже хочется домой.

Нильс не выдержал.

— Конечно, хочется! — крикнул он.— Да что об этом тол­ковать! Тебе-то хорошо. Вон ты какой большой стал, мне на тебя сейчас даже влезать трудно. А я ничуточки не вырос. Ну посуди сам: как я такой отцу и матери на глаза пока­жусь? Возвращайся один домой, а я останусь с гусями. Акка меня теперь не прогонит.

— Ну нет, я без тебя домой не вернусь,— сказал Мартин.— Это уж последнее дело — бросать товарища в беде.— Мар­тин задумался на минутку.— Слушай-ка, Нильс, ты бы пого­ворил с Аккой. Наверное, она поможет тебе, что-нибудь при­думает. Она ведь все на свете умеет. Вон даже орла и то приручила.

— Правда! — обрадовался Нильс— Пойду-ка я посове­туюсь с Аккой.

На следующий день Нильс пошел к гнезду старой гусыни.

— Здравствуй, Акка,— сказал он.— Мне надо поговорить с тобой.

— Говори,— сказала она,— я тебя слушаю. Нильс помолчал.

— Понимаешь, Акка,— сказал он наконец,— я ведь не всегда был таким. Я был настоящим мальчиком, а гном взял и заколдовал меня…

Акка Кебнекайсе совсем не удивилась.

— Да, я об этом догадывалась,— сказала она.— Что же теперь делать?

— Вот я и хотел спросить тебя — что же теперь мне делать? Ты самая умная из всех птиц, ты, верно, знаешь, как мне снова стать человеком. А если ты не знаешь, спроси, пожа­луйста, у сов, тебе-то они скажут.

— А почему ты думаешь, что совы знают? — спросила Акка.

— Я слышал, как они шептались и говорили, что это страшная тайна. Еще когда мы были в Глиммингенском зам­ке, слышал. Только потом они заговорили так тихо, что я ни слова не разобрал. Может, ты тоже знаешь эту тайну?

— Нет, я не знаю этой тайны,— сказала Акка.— Спросить у сов? Так ведь они мне не расскажут. Я с ними не очень-то дружна, с этими кумушками… Но постой! Дай мне три дня сроку, может быть, я тебе помогу.