3

Нильс проснулся оттого, что лунный свет бил ему прямо в глаза. Луна, словно нарочно, остановилась у входа в пещеру, чтобы разбудить Нильса. Конечно, можно было забраться под крыло Мартина и еще поспать, но для этого пришлось бы потревожить верного друга. Нильс пожалел Мартина — очень уж тот уютно прикорнул между двумя камнями. Должно быть, совсем измучился, бедняга.

Тихонько вздохнув, Нильс вышел из пещеры.

Чуть только он обогнул выступ скалы, как перед ним откры­лось море. Оно лежало такое мирное и спокойное, точно бури никогда не бывало.

Чтобы как-нибудь скоротать время до утра, Нильс набрал на берегу полную пригоршню плоских камешков и стал бро­сать их в море. Да не просто бросать, а так, чтобы они мячиком прыгали по лунной дорожке.

— Три… пять… семь… десять,— считал Нильс каждый удар камешка о воду.— Хорошо бы до самой луны добросить! Только вот камня подходящего нет. Нужен совсем-совсем плоский.

И вдруг Нильс вспомнил: монетка! У него ведь есть воронья монетка! Деревянному он так и не успел ее отдать.

Вот теперь она все-таки сослужит Нильсу службу.

Нильс вытащил из кармана монетку, повертел ее в пальцах, занес руку назад, выставил ногу вперед и бросил монетку.

Но монетка упала, не долетев до воды, закружилась, заша­талась из стороны в сторону и легла на мокрый песок. Нильс бросился за ней вдогонку. Он уже протянул за монеткой руку, да так и застыл на месте.

Что это? Что случилось?

Море исчезло. Прямо перед Нильсом возвышалась глухая каменная стена.

Нильс задрал голову. Стена была такая высокая, что закры­вала чуть ли не полнеба. Верхний край ее кончался зубцами, и было видно, как в просветах между ними шагал часовой в блестящем шлеме, с копьем в руках.

«Может, я все-таки сплю?» — подумал Нильс.

Он крепко-накрепко зажмурил глаза и быстро открыл их.

Стена по-прежнему стояла перед ним. Самая настоящая стена, сложенная из крупных необтесанных камней.

Невдалеке между двумя круглыми башнями Нильс увидел ворота. Тяжелые кованые створки их были наглухо закрыты.

Но чуть только Нильс подошел поближе, ржавые петли заскрежетали, заскрипели, и ворота медленно раскрылись, как будто приглашая Нильса войти. И Нильс вошел.

Под низкими каменными сводами сидели стражники, воору­женные топориками на длинных древках, и играли в кости. Они были так заняты игрой, что даже не заметили, как Нильс проскользнул мимо них.

Сразу за воротами была большая площадь, а от площади во все стороны расходились улицы.

В городе, наверное, был праздник. Повсюду развевались пестрые флаги, весело горели цветные фонарики. Да и народ на улицах тоже был разодет по-праздничному: мужчины в длин­ных бархатных кафтанах с меховой опушкой, в шапочках, украшенных перьями; женщины — в расшитых серебром и зо­лотом платьях и в кружевных чепчиках с бантами, торчащими на голове, как бабочки.

Таких богатых нарядов Нильс никогда не видел, разве что на картинках в старой дедовской книге, которую мать давала Нильсу рассматривать только по воскресеньям.

Но странное дело: хотя по всему было ясно, что в городе праздник, никто не смеялся, не пел, не шутил. Лица у людей были печальные и встревоженные, и все молча с беспокой­ством посматривали вверх.

Нильс тоже посмотрел вверх.

Высоко над всеми крышами поднималась четырехугольная башня. В каменную стену ее были вделаны часы. Огромным круглым глазом они смотрели вниз, на город.

«Вот хорошо, что тут часы есть! — подумал Нильс.— Погу­ляю часок и вернусь назад».

И он весело зашагал по улицам.

Никто не обращал внимания на Нильса. Не так-то легко было разглядеть его в толпе. Он свободно бегал по городу, рассматривал дома, заглядывал во дворы.

И отовсюду, куда бы он ни пошел, он видел часы на башне.

На одной из улочек возле каждого крыльца сидели нарядные женщины и молча пряли золотую пряжу. Время от времени они тяжело вздыхали и посматривали на башенные часы.

«Наверное, устали всю ночь работать»,— подумал Нильс и свернул в другую улицу.

Тут тоже шла работа. По всей улице разносился звон и лязг металла — это оружейных дел мастера ковали кинжалы и мечи. Изредка они отрывались от работы, чтобы отереть рука вом пот со лба и украдкой взглянуть на часы.

На третьей улице башмачники шили сафьяновые сапоги и туфли с меховой опушкой, на четвертой — кружевницы плели кружева, на пятой — гранильщики шлифовали блестя­щие разноцветные камни.

И все работали молча, только изредка поднимая головы, чтобы поглядеть на башенные часы.

Долго бегал Нильс по городу, пока не выбежал на большую, просторную улицу.

По обеим сторонам ее тянулись лавки. Двери их были широ­ко открыты, полки завалены товаром, но торговля шла не очень-то бойко.

Купцы уныло сидели за своими стойками, не обращая вни­мания на редких покупателей. А те, даже не глядя на разложен­ные товары, о чем-то тихо спрашивали купцов и, тяжело взды­хая, выходили из лавки, так ничего и не купив.

«Наверное, приценивались. Да, видно, не по карману то­вар»,— подумал Нильс.

Перед одной лавкой Нильс остановился и долго стоял как вкопанный.

Это была оружейная лавка.

Целое войско можно было снарядить здесь в поход.

Тут были кованые мечи в золотой и серебряной оправе и тонкие, как спицы, шпаги. Тут были сабли всех образцов — прямые и изогнутые, в ножнах и без ножен. Тут были палаши, тесаки, кинжалы — маленькие и большие, с рукоятками из кости и дерева, из золота и серебра. Тут были тяжелые щиты, разукрашенные гривастыми львами и семиглавыми дракона­ми. А в глубине лавки, в углу, высился целый лес остро­конечных копий, громоздились рыцарские доспехи — латы, кольчуги, шлемы.

И все оружие — совсем новенькое, еще не потемневшее в боях и на рыцарских турнирах! Оно так и горело, так и свер­кало!

«А что, если войти? — подумал Нильс.— Может, никто не заметит меня… А если заметит, я скажу, что хочу купить что-нибудь…»

Но Нильс хорошо помнил, как торговцы на ярмарках гоняли мальчишек, которые попусту глазели на товары, щупали их, долго выбирали, торговались, а потом удирали, ничего не купив. Одного мальчишку из их деревни даже поймали и ото­драли за уши, чтобы другим было неповадно. Это на простой-то ярмарке! А уж тут и подавно выдерут.

Нильс долго топтался возле лавки — то подойдет к двери, то отойдет, то снова подойдет.

«Что бы такое придумать? — размышлял Нильс.— Ага, знаю! Скажу, что мне меч нужен. А такого, чтобы мне по росту был, и не найдется. Тогда я скажу: простите, мол, за беспокой­ство! — и уйду».

Нильс набрался духу и шмыгнул в лавку.

Около стойки в кресле с высокой резной спинкой сидел бородатый купец и не отрываясь смотрел в окно.

Он смотрел на башенные часы.

Яркая луна, висевшая в небе точно фонарь, освещала огром­ный часовой круг и черные стрелки, ползущие по нему медленно и неуклонно.

Нильс незаметно проскользнул мимо купца и, крадучись, по­шел вдоль стены, сверху донизу увешанной оружием.

Глаза у него так и разбегались во все стороны. Он не знал, на что раньше смотреть.

Особенно понравился Нильсу один кинжал. Кинжал был со­всем небольшой, пожалуй, всего только вдвое больше Нильса. По рукоятке его вилась серебряная змейка. И висел кинжал не так уж высоко — над самой стойкой.

Нильс украдкой взглянул на купца — тот по-прежнему сидел на своем кресле и неподвижно смотрел в окно. Тогда Нильс расхрабрился. По ящикам, сваленным у стены, он взобрался на стойку и обеими руками схватил кинжал. Схватить-то схва­тил, а удержать не смог. С глухим звоном кинжал упал на пол.

Нильс весь похолодел. Он хотел укрыться за ящиками, но было уже поздно. Купец оглянулся на стук и, с грохотом от­швырнув кресло, бросился к Нильсу.

Бежать было некуда. Нильс сжал в кармане ножичек — единственное свое оружие — и приготовился защищаться.

Но купец вовсе не собирался нападать. Он смотрел на Ниль­са добрыми глазами и быстро-быстро говорил на каком-то непонятном языке. По всему было видно, что он даже рад Нильсу.

Он торопливо срывал со стены мечи, щиты, кинжалы и, низко кланяясь Нильсу,— то ли от услужливости, то ли оттого, что Нильс был очень уж мал,— выкладывал перед ним свои сокровища.

Одним рывком он выхватывал из ножен шпаги и сабли, долго размахивал ими перед самым носом перепуганного Ниль­са, а потом, припав на правую ногу, делал вдруг смелый выпад и насквозь протыкал невидимого врага.

Он надевал на себя разные шлемы и, присев перед Нильсом на корточки, вертел головой, чтобы Нильс мог рассмот­реть хорошенько и узорчатый гребень, и забрало, и пышные перья.

А под конец он даже вырвал из своей бороды волосок и, подбросив его, перерубил в воздухе огромным мечом.

От всех этих упражнений в лавке стоял свист и лязг, а на стенах, на потолке, на прилавке прыгали и плясали лунные зайчики.

В это время из других лавок тоже прибежали купцы. Они тащили с собой все, что было у них самого лучшего: пеструю парчу, ковры, ожерелья, кубки, связки сапог.

Они сваливали все это около Нильса и, показывая друг другу на часы, торопливо бежали за новыми товарами.

«Куда это они так торопятся? И почему все смотрят на часы?» — подумал Нильс и сам посмотрел на часы.

С тех пор как он вошел в город, стрелка уже обежала почти полный круг.

«Пора мне возвращаться,— спохватился Нильс,— а то гуси проснутся, искать меня будут».

Но не так-то легко было уйти от назойливых купцов.

— У меня же денег нет! Понимаете, нет денег,— пытался он объяснить купцам.

Но те ничего не понимали.

Они умоляюще смотрели на Нильса и поднимали почему-то один палец. А хозяин оружейной лавки вытащил из кассы маленькую монетку и тыкал пальцем то на нее, то на груду добра, сваленного около Нильса, точно хотел сказать, что все это он отдаст за одну маленькую монетку!

«Вот чудаки! — подумал Нильс.— Тут мешком золота не расплатиться, а они одну только монетку спрашивают… Да ведь у меня есть монетка! — обрадовался он и стал шарить у себя в карманах,— Где же она? Ах ты, досада какая! Ведь она на берегу осталась».

— Подождите минутку! — крикнул Нильс и, юркнув между ворохом материй, ковров и еще чего-то, пустился бежать по улице, через площадь, за ворота…

Он сразу нашел свою монетку. Она лежала на прежнем месте, у самой стены. Нильс схватил ее и, крепко зажав в ку­лаке, бросился назад к воротам…

Но ворот уже не было. И стены не было. И города не было.

Перед ним по-прежнему лежало спокойное море, и тихие вол­ны едва слышно шуршали о прибрежные камни.

Нильс не знал, что и думать.

— Ну, это уж совсем не дело — то есть город, то нет города. Ничего не поймешь!

И вдруг за спиной его раздался крик:

— Вот он где! Здесь он!

Нильс обернулся. Из-за выступа скалы показался Мартин, а за ним вся стая Акки Кебнекайсе. Мартин был очень зол.

— Ты куда же это убежал? — шипел он.— Дождешься, что тебя опять кто-нибудь утащит. Прямо хоть привязывай тебя по ночам… Ну, чего ты здесь не видел?

— Ты лучше спроси, что я здесь видел,— сказал Нильс.

— Ну, а что видел? — буркнул Мартин.

— Город видел, с башнями, с красивыми домами. А народу там сколько! И все ходят в бархате и в шелках — один на­ряднее другого… А лавки какие там богатые! Таких товаров у нас даже на ярмарке новогодней не увидишь. И все прямо за бесценок идет. Сказать, так не поверишь. Я вот за одну эту монетку всю лавку чуть не купил — со стойкой и даже с купцом.

И Нильс показал Мартину маленькую серебряную монетку.

— Так что же ты не купил? Не сторговался, что ли? — на­смешливо спросил Мартин.

— Какое там не сторговался! — воскликнул Нильс.— От купцов отбою не было. Да я, как назло, монетку обронил.

А пока бегал искал — город точно под воду провалился. Вот досада-то!

Тут Мартин и все гуси не выдержали и дружно загоготали.

— Что вы смеетесь? — чуть не заплакал от обиды Нильс.— Я ведь не вру, я в самом деле был в этом городе. Я все могу рассказать,— какие там дома, какие улицы…

Но гуси не слушали его и дружно гоготали.

— Замолчите! — раздался вдруг голос Акки Кебнекайсе.— Мальчик говорит правду.

Гуси с удивлением посмотрели на нее.

— Да, да,— сказала Акка,— мальчик говорит правду. Вы еще молоды и неопытны, вы не знаете, что когда-то, много-много лет назад, путь в Лапландию лежал через этот остров. И на острове этом был тогда город. Еще моя прабабка рас­сказывала моей бабке, а бабка рассказывала мне, а теперь я рас­скажу вам об этом чудесном городе. Слушайте же меня.

И старая Акка рассказала им вот какую историю.