5

Поехал Алып-манаш искать стойбище Ак-каана, поскакал в тот край, где живёт красавица Эрке-каракчи.

Алып-манаш днём не отдыхал, ночью не спал. Сколько рек бродом перешёл — не сосчитать, сколько горных перевалов позади оставил — не упомнить.

Алып-манаш летом в зной прохладной тени не искал, зимней стужей костра не разводил.

Кружась, как веретёна, мелькали месяцы; годы, как змеи, ползли.

Алып-манашу солнце летом плечи жгло, зимой снег падал на воротник.

По долинам мчась, по горам карабкаясь, через пропасти перескакивая, бело-серый конь вытягивался, как сыромятный ремень, сжимался, как тугая мышца.

Вот впереди закипела, зашумела бурная река. Как белое пламя, она размывала синий песок, лизала серые камни, огненными брызгами разбивалась на крутых порогах. От шума быстрой воды дрожали кедры в горах, содрогались берёзы в долинах. Ни вверху реки, ни внизу тихого брода не видно.

Алып-манаш вверх и вниз скакал по берегу, пока не увидел берестяную лодку шириной в две сажени, длиной в девяносто саженей. Алып-манаш спешился, перевернул лодку. Под лодкой спал белый, как лебедь, старик. Алып-манаш окликнул его:

— Дедушка, переправьте меня!

Старик глаза открыл, на Алып-манаша взглянул:

— Э-е, балам — дитя моё, красивые глаза, умную голову, Чистую жемчужину ты дома оставил! Чего тебе не хватало? Что поехал искать?

Алып-манаш старику поклонился, рукой земли коснулся:

— Медная стрела, в колчане оставленная, зелёной плесенью покрывается. Булатный меч, в ножнах отдыхающий, бурая ржавчина ест. Богатырь возле домашнего очага силы лишается, славу теряет.

Старик в ответ слов не нашёл. Молча взял багор, столкнул лодку в воду.

Алып-манаш, повода из рук не выпуская, прыгнул на корму. Конь удила грызёт, плыть не хочет, но крепко держит повод Алып-манаш.

Когда на середину реки выехали, старик обернулся, и горючая слеза стариковская упала Алып-манашу на ладонь.

— О чём плачете, дедушка?

— Мне тебя, балам-дитя, жаль. Скольких богатырей я на тот берег переправил, обратно ни один не пришёл.

— С небесными силами, с подземными властителями готов я сразиться, лишь бы наказать Ак-каана-злодея. который семьдесят народов поработил, семьдесят семь богатырей убил. Буду со змеями, с драконами, с чудищами земными и подземными биться, пока не полоню разбойницу Эрке-каракчи.

Алып-манаш вынул из колчана девятигранную стрелу. Солнце в гранях стрелы девять раз отразилось. От блеска стрелы старик глаза ладонью защитил.

— Жив я или мёртв, по этой стреле, дедушка, вы узнаете. Старик спрятал стрелу в свою суму.

Алып-манаш из лодки на берег прыгнул, улыбнулся. Бело-серый конь из воды вышел, встряхнулся.

Алып-манаш покрыл коня потником-кечймом, на кечим положил седло, затянул подпругу потуже, прыгнул в седло и закричал, как сто богатырей кричат.

Конь топнул — будто сто громов гремят.

Слеза, повисшая на реснице старика перевозчика, не успела на щеку упасть — Алып-манаша уже не видно.